Номер № 6 (152), 2017

https://www.reading-hall.ru/publication.php?id=19845

Дети Ра № 6 (152), 2017

Читальный зал национальный проект сбережения русской литературы

Андрей Шацков, «Первозимье»
М.: «Вест-Консалтинг», 2017

В 2017 году увидела свет новая книга Андрея Шацкова — «Первозимье». Поэт-традиционалист произносит свое слово, используя целый ряд изобразительных средств.

 Рассуждая о русской поэтической традиции, следует осознать ее ключевое, первоосновное качество — установление таких отношений человека с миром, когда человек («я») старается воспринять мир во всей его многогранной полноте и установить свое место в мироздании, то есть само понятие «мир» наполняется всем своим глубинным содержанием.

Существуют общие духовные, мировоззренческие, образные ориентиры, создающие в чем-то единое для всех поколений — поэтическое видение мира. Это понятия бытийные, онтологические: мать сыра-земля, дом, дорога, свет. Есть национальное мировосприятие, есть национальный характер, есть пространства, природа, ландшафт Родины, и все это взаимосвязано.

Для стихов Шацкова характерно сопоставление человеческого «Я» и природы:
Вот и завершилось бабье лето.
И мужское — завершилось тож.
В царстве угасающего света
Вьется снег, переходящий в дождь.

Пронзительно, щемяще звучат богородичные мотивы в пейзажной лирике. Если Бог — мужское начало — априори суров, то последнее упование грешника — Царица Небесная — будет (есть надежда!) милосердна:

И наступит горькое сомненье.
Всколыхнут ветра тугую тишь…
Мама, может, на Ее Успенье,
Сына одинокого простишь?

Собственное время поэта течет, подчиняясь церковному календарю. Одно из стихотворений носит название «Дорожный икос» — то есть церковное песнопение, которое представляет собой прославление святого или какого-либо события. Христианское мировосприятие автора проявляется в специфической лексике, а также в описании внешнего убранства церкви (купола, кресты и иконы):

Старый сад зарос травою сорной
От корнищ деревьев до плетня…
И взирает Спас Нерукотворный
В день Преображенья на меня.

Стихи Андрея Шацкова отличает богатая метафорика: «Зачерпнули пади студень мрака./ Зацепили сосны клок небес»; «И снова смыкаются годы, / Как створки ворот за спиной…». Простые и точные образы, выписанные без прикрас, как в документальном фильме.

Автор не случайно называет книгу «Первозимье». Первый зимний путь. Не все живое еще замерло, не все страсти отболели. Но земля неумолимо покрывается робким снегом. На белой обложке выделяются силуэты человека и собаки. Над ними — ясный, розовый восход. Они обращены спиной к читателю и смотрят на полускрытый за горизонтом старый храм. Таким предстает перед читателем и герой Шацкова — вдумчивым, созерцательным. Основная тема этой книги — тема человека перед лицом мироздания. Пейзажная зарисовка тотчас вырастает в философский этюд:

Порхает снег и падает листва
В смятении ненастного Покрова.
Как мало в бренной жизни естества.
Как скудно нацарапанное слово.

Православное миропонимание наших предков — основа творчества Шацкова. Его герой находится в неразрывной связи с историей. В сборнике целый раздел именуется древнерусским словом «реснота» — истина. Воскресают архаизмы, воссоздается связь времен:

Гремел набат! И трубный выси глас
Рек истину в скрижалях прописную,
Что будет рядом с Богом — одесную
Тот, кто за  други  примет смертный час!

От зимы до зимы, от Рождества до «Реквиема». Окончание сборника пронизано тоской. Герой прикладывает огромные усилия, чтобы справиться с унынием, но завершается книга все нарастающей безысходностью. Не вернуться назад, не пойти вперед, в канун новолетия идет черный снег — снег забвения. Остается лишь память об усопших. Неизбывным страданием наполнены стихи этого раздела, в особенности — стихотворение «Проскомидия»:

Друг далекий,
                         как скорбен тот древний погост,
 Где умолкла твоя Петроградская лира…
 Млечный путь опадает слезинками звезд.
 Ты об этом мечтал, отрешаясь от мира?

В книгу вошли стихотворения,  написанные  автором за последние пять лет. Особое место занимают в сборнике произведения, посвященные памяти старшего сына. Слишком велика горечь утраты, слишком свежа еще эта рана. Удивительно, что поэт не прячет глубоко личные стихотворения, а честно, истово выкрикивает в минуту отчаяния — «Нет в мире правды! / Нет и в ином миру!!!» И потому единственный христианский праздник, о котором не может упомянуть Шацков — Пасха. И сквозит в его стихах нечто бездонно есенинское: обреченное, невозвратное…

Будущее словно сворачивается вокруг автора монашеским куколем. Финальное стихотворение сборника мрачнеет заглавием «Декабрьская исповедь»:

Это твой последний оберег.
Твой последний луч дневного света…
Холода… Россия… Первый снег…
Исповедь печальная поэта.

И все же, несмотря на столь печальный эпилог, теплится в читателе затаенная вера: перезимуем, доживем до вешних дней:

А трава еще вырастет, вырастет.
Дорастет, досягнет до небес.
И, очнувшись от мартовской сырости,
Запестрит первоцветами лес!

Во времена повального тяготения к «нетрадиционности», особую важность приобретают те явления в поэзии, которые сохраняют подлинную, личную связь с классической поэзией, по-новому отображая ее поэтику, в качестве индивидуального творческого образца, не заменимого никаким другим. Андрей Шацков именно такой поэт, ибо есть у него то, что никто не в силах отнять, две незыблемых опоры — вера в Бога и счастье говорить на родном языке.

 

Ольга ЕФИМОВА