Родился в Москве. Автор одиннадцати поэтических книг. Член Союза писателей России и Международной ассоциации журналистов. Кавалер ордена Преподобного Сергия Радонежского РПЦ и многих литературных премий. Главный редактор альманаха «День поэзии – ХХI век». Лауреат премии Правительства Российской Федерации 2013 года в области культуры. Проживает в Москве и в Рузе. Заядлый грибник, хозяин собаки, умеющей отыскивать грибы.
Волчья песня
Привольно волку в матерых снегах.
На зимней свадьбе загулял матёрый.
Темно в бору, лишь снегириный птах
Горит на хвое свечкой краснопёрой.
Намёты и сугробы глубоки.
Бескрайни дали сумрачной России.
Опять, как в Смуту, волчьи огоньки
Рассыпаны на белой парусине.
Опять свистит метель над головой –
Взъерошенною леса головою.
Близка беда, и обернётся вой
Заклятьем стаи – песней боевою!
Приветствую тебя, земля волков,
Напружившая лапы в гиблом веке,
Перед последним из своих прыжков,
Чтоб смежил ворог панцирные веки –
Навек!
И пробуждаясь ото сна,
Взломав дождём коросту ледостава,
Из поднебесья хлынула весна,
Из чернозёма – возродилась слава
Твоих сынов, твоих святых чудес.
И таинств заповедного причастья…
Рождённый волком – сбережёт свой лес,
Где он на свет явился в одночасье!
Ранний апрель
Как быстро начался апрель,
Март отодвинув тихой сапой.
Вчера сугроб лежал под лапой
Еловых чащ,
но первый шмель
Уже пробил последний пласт.
Синеющего в лунках снега.
И ландыш – тянет нить побега,
И знает – солнце не предаст!
Его горячие лучи
Развеют сны, разгонят дрёму.
И поднимаясь к окоёму
Кружатся парами грачи.
Апрель, тебя который год
Средь антифонов велегласа
Я жду, как утреннего часа,
И верю – Вербное придёт!
Тому ж, кто верить перестал,
Кто пережить не смог разлуку,
В пушистых белых агнцах – руку
Протянет вешний краснотал
О, обновлённой жизни хмель!
Вечнозелёный зимний вереск!
Плотва, идущая на нерест…
Как быстро кончится апрель!
На Рузском поле
Я Рузское поле забыть – до конца не смогу:
Кладбищенский взгорок, лощину и ленту реки.
Церквушку в известке на дальнем крутом берегу.
И ласточек стаю, вспорхнувшую из-под стрехи.
И в небе бездонном, крутой заложивши вираж,
Уходят они в пепелящую солнца жару…
Я знаю, что этот знакомый до боли пейзаж
Из памяти вычеркнуть – нет,
никогда не смогу.
И хоть за него не дадут половины гроша,
Который веками копился в дорожной пыли,
Я знаю, что здесь проживает поэта душа.
И словно стрекозы, склоняет к земле ковыли.
Которых всё меньше и меньше в России с тех пор,
Как двинулась к Дону от Рузы комонная рать.
И скрылся из глаз с крепостным частоколом угор.
И внёс летописец уставную запись в тетрадь.
«Воскреснет Господь, и его расточатся враги.
И встретит со славой, вернувшихся в пору, посад…».
На Рузское поле ложатся былого шаги,
И реют хоругви шелковые
воинства над!
А мама уходит…
А мама уходит всё дальше и дальше.
Она поднимается выше и выше
Туда, где свирели играют без фальши
И райские яблоки ветер колышет.
Под утро – бесплотным туманом белёсым
Слетаются сны к моему изголовью.
В них мама платком кашемировым косы
Покрыла,
и смотрит на сына с любовью.
И тихо мурлычет забытая кошка.
И мордой седой прижимается к раме.
Нам кажется с ней – вот, осталось немножко,
Откроем окно – и отправимся к маме!
Крещенье в матёрых снегах принимая,
По месяцам-вёрстам шагаю упрямо
Навстречу беде окаянного мая,
В котором навеки останется мама.
И встав на колени гляжу виновато,
Как тает свеча на очелье кануна.
И кажется, свет неземной от халата
Врачебного –
бел, как надгробья парсуна
А мать поднимается выше и выше,
И к звёздам уходит всё дальше и дальше…
И плачут дожди, выпадая на крыши.
И тянутся снеги в Шопеновском марше.
Воинам России
Вдоль речки дымится порез
Не сомкнутых льдов по стремнине.
Никак не кончается лес
На русской бескрайней равнине.
В галопе крещенской пурги,
Под платом рождественской ночи,
Таятся в чащобах враги,
Мерцают разбойные очи.
Каким мне ключом запереть
Границу от края до края?
Россия – вселенская твердь,
Отнюдь не преддверие рая.
Какой заповедной строкой,
Пришедшей на память молитвы,
Хоть на год продлить твой покой,
Чтоб силы достало для битвы!?
Но нет, не расходится мгла,
И рваные тучи теснятся.
На струганных досках стола
Харлуг и прадедовы святцы.
Застыли в углу образа
Небесным, летучим отрядом,
И сын поднимает глаза
И смотрит внимательным взглядом.
И дланью обнял рукоять
Расслышав отцовское слово:
«Рождённым в России – опять
Средь поля стоять Куликова!
И падать от стрел и от смут
За Правду, средь бранного дыма…
А павшие – утром придут,
Ведь мертвые сраму не имут!
Лишь просят включить в литию
Забытого воина имя.
И места всё меньше в строю
Осталось,
меж нами и ними!»
Ночные сторожа
Памяти старшего сына Димитрия
(10 марта 1980 – 21 июня 2016)
с горечью посвящает автор
Нет в этом мире правды,
Да и того ль ты ждёшь?
В пойме реки-Непрядвы
Ветер качает рожь.
Лютые оборотни
Чувствуют волчью сыть…
«Отче, позволь пол-сотни
Прапором осенить?
Да не поглотит темень
Нами зажённый трут.
Сёмка, Игнатий Кремень,
Гридя – не подведут!»
«Сыне, тебе не приспело
С воями в пекло лезть.
Скажет Боброк: Не дело!
Скажет Бренок: Не в честь!»…
Взгляд его светлый – строже
Сделался, и синей.
«В первой пойду стороже!
Лучших возьму коней!»
Ах, как кричали птицы,
В смутной поре ночной.
Бьют родники-криницы
В быстрой воде речной.
И опустилось утро.
Бликами на пески…
Княжича русы-кудри
Вынесло из реки.
Были одним подобьем,
Как две слезы с лица.
Стал он моим надгробьем —
Смертным грехом отца.
Души летят, как кряквы,
На ледяном ветру…
Нет в этом мире правды!
Нет и в ином миру!!!
30 июля 2016 г.
Димитриевская суббота
Волчий попрыг… Плавает рассвет
В лужах крови загнанного лося.
Утренних лампад неяркий свет
Ветер в Занеглименье уносит.
Ударяют в сполох тут и там,
И крадется нечестью затынной
По векам, по весям, по пятам
Времени разбоя дух полынный.
И играет где-то во дуду
Чая встречи половецкий ворон …
Я Непрядву первым перейду,
И стрелой каленою спроворю —
В Диком поле рыщущую смерть,
Колченогой тенью Тамерлана…
А над Русь — дождь и коловерть,
Низкие осенние туманы!
А над Русью в стае облаков
Вспыхнет омофора позолота.
Зазвенит печаль колоколов
Дмитровской родительской субботы.
И взойдут озимые сквозь твердь
Колосом пшеницы и крестами,
Чтобы память попирала смерть
Свода летописного листами!
21 декабря
/Полугодины/
Да лягут снега на обитель твою,
На новую,
с бабушкой рядом!
С седой головою в молчанье стою
Под жёстким седым снегопадом.
И купол церквушки, и абрис креста –
Покрыла ворон плащаница.
За дальней оградой стучат поезда,
Погост огибает столица.
Ваганьково,
снеги,
да камень-гранит,
Да тень прапрадедова стяга.
Пусть небо твой путь одинокий хранит
В туманности млечной, бродяга.
Я помню в ладони ручонку твою,
И кеды – спешащие рядом…
Немного осталось… Но я достою
Под нашим с тобой снегопадом!
Сыну
«Он умер, как ангел, во сне…»,
Но ангелы не умирают!
Они прилетят по весне,
И сядут по самому краю
На крыше отцовской,
и весть
Благую, в начале апреля
Промолвят –
Спасение есть!
И кончится эта неделя
Великой субботой страстной…
И сын мой, в прохладе весенней,
Как аист, над чащей лесной
Закружится в День Воскресенья.
И многие ночи подряд
Во снах –
из обители Горней
Три аиста в небе летят
Два белых и пепельно-чёрный
Снегопад
Миг юности былой, невозвратим.
В ней каждый новый день –
подарок царский…
Как трудно жить, среди сиротских зим.
Стоящих ныне,
сиротой Казанской.
Как душен застоявшийся уклад
Седых годов, бегущих с горки – в Лету.
И даже под привычный снегопад –
Не попадёшь.
Зимою снега нету!
А хочется, с крыльца – в родную выть,
Покрытую ледовой чечевицей,
Сбежать и слушать, как умеет выть
Матёрая пурга, лесной волчицей!
Но сумрачный далёкий небосвод,
Разверзла шрамом звёздная прореха.
И значит, снег сегодня не пойдёт.
И значит вновь, земле лежать без снега
В опрелых листьях, брошенных судьбой
Коростою,
над волглыми полями.
Где мы бродили в юности с тобой
Морозными Рождественскими днями…
И мне осталось – верить в снегопад,
Который начался подобно чуду,
Чтоб тихо падать сорок дней подряд,
Покуда я любовь не позабуду!