Сказ о крещении

От дневного и ночного страха 
Боже, в это вечер упаси… 
Береги с младенчества рубаху, 
В коей ты крещался на Руси 

Караулит храмы строгий ельник. 
Переметы снега вдоль дорог. 
Ты мне в этот сказочный сочельник 
Подари «крещенский вечерок». 

Говори приветливые речи. 
На полоке разбери постель… 
Темнота. Во тьме пылают свечи, 
И гудит крещенская метель. 

Кислою капустой и грибами 
Пахнет так, что напрочь выноси… 
Отразились звезды в Иордане, 
Отразились в Истре, на Руси. 

И грядет нечаянная встреча. 
Крестный ход застынет у ворот: 
Уж не сам ли Иоанн Предтеча 
В валенках по улице идет? 

И ворон не устрашившись стаи, 
На крыло опершись, не спеша, 
Кроткий голубь к проруби слетает. 
Чтоб бессмертной сделалась душа! 

И бредя в крещенском снеговее, 
Только скажешь: «Господи, спаси. 
Хорошо живется в Галилее. 
Широко живется на Руси!» 

СОН О ВЕРБНОМ

Новый год. Сугробы выше кровель. 
Но наперекор календарю 
Тетерев токует, выгнув брови, 
Прозревая вешнюю зарю. 

Свет небесный — холоден и скуден. 
Беспокоен снега океан, 
Словно знает: день придёт — не суден. 
Вербною любовью оссиян. 

И стремясь из тесной колыбели, 
Подчиняясь солнцу и теплу, 
Краснотал и чернотал в апреле 
Выбросят пушистую стрелу. 

И народ поднимется на взгорок, 
На взлобок, угор и старый холм. 
Чтоб на миг увидеть древний город, 
И в воротах — путника с ослом. 

И сердца откроются Мессии. 
Но минует время вещих снов… 
И снегов достанет у России, 
И дорог — к подножию крестов. 

ЛИТИЯ

Растёт снеговая короста. 
Промерзла на сажени твердь. 
Глазам воспаленным не просто 
Глядеть в леденящую смерть… 

Наверное, скоро не будет 
Ни ночи, ни белого дня. 
И Бог беспристрастно рассудит, 
Но всё ж не оставит меня. 

И я полечу над лугами 
В сиреневый неба прогал, 
Навстречу к ушедшим, — и к маме, 
Чьи руки в гробу целовал. 

И тихо рассеется дымка 
Печали прощальных минут. 
И отроки — Ромка и Димка 
Собравшись, отца помянут. 

И молча, закроют без стука 
В бессмертье отверстую дверь. 
И жаль — не рожденного внука 
Обнять не придётся теперь. 

И знать: изведется твой корень, 
Иль мощным побегом взойдёт? 
Я стану — хранителем в горе, 
Заступником горнем — за род! 

И видеться будет свысока, 
Сквозь марево минувших дней: 
Усталые вои Боброка 
Купают в Непрядве коней! 

НА РУЗСКОМ ПОЛЕ

Я Рузское поле забыть — до конца не смогу: 
Кладбищенский взгорок, лощину и ленту реки. 
Церквушку в известке на дальнем крутом берегу. 
И ласточек стаю, вспорхнувшую из-под стрехи. 

И в небе бездонном, крутой заложивши вираж, 
Уходят они в пепелящую солнца жару… 
Я знаю, что этот знакомый до боли пейзаж 
Из памяти вычеркнуть — нет, 
                     никогда не смогу. 

И хоть за него не дадут половины гроша, 
Который веками копился в дорожной пыли, 
Я знаю, что здесь проживает поэта душа. 
И словно стрекозы, склоняет к земле ковыли. 

Которых всё меньше и меньше в России с тех пор, 
Как двинулась к Дону от Рузы комонная рать. 
И скрылся из глаз с крепостным частоколом угор. 
И внёс летописец уставную запись в тетрадь. 

«Воскреснет Господь, и его расточатся враги. 
И встретит со славой, вернувшихся в пору, посад…». 
На Рузское поле ложатся былого шаги, 
И реют хоругви шелковые 
                                              воинства над! 

ДВАДЦАТЫЙ…

Снег скрипит! Скрипит январский снег. 
Пёрышко скребётся по бумаге. 
Словно вновь пришёл двадцатый век, 
Очередь заняв в универмаге. 

Фантики, хлопушки, пастила, 
Синий шевиот официоза… 
Ёлка настоящею была — 
Со смолой, застывшей от мороза. 

Дворник гордо нёс свою метлу, 
Деревенский дворник — дядя Федя. 
Тёплый хлеб давали ко столу, 
И компоты — школьникам в буфете. 

И трещали доски у бортов: 
Шло с Канадой вечное сраженье. 
И в хоккейной шапочке — Бобров 
Поражал игрой воображенье… 

Милый, неуклюжий и больной, 
С коммунальной толчеёй в квартире, 
Где ты мой двадцатый — золотой, 
С орденом «Победы» на мундире!? 

Где ты, чёрно-белое кино? 
«Огоньков» эфирная программа. 
Голуби, соседи, домино, 
И такая ласковая мама, 

Что теперь глядит издалека, 
В деревянной рамочке-квадрате… 
Век двадцатый — это на века! 
На другие — времени не хватит!