Вереск
Читая слово..
В.И. Линнику
Звон меди таял в синеве.
Он плыл и плыл над Русью плавно.
И вновь на крепостной стене
Встречала вечер Ярославна.
И на тоску ее ответ
Давал, пророча участь вдовью,
Багряный солнечный отсвет,
Струясь по травам алой кровью.
А сердце, обогнав гонца,
Спускалась с башни юркой мысью…
Но мгла клубилась у Донца
Недосягаемого мыслью.
Чубы и стяги шевеля,
Стрибог свистел меж войска линий,
Меж конских ног и щавеля,
Меж леса копий и полыни.
И в Диком поле в бранный день
Дружина мужество явила…
Но половецких вранов тень
Затмила ясный лик Ярила.
И орд бессчетная гурьба
К своим валила на подмогу,
Но князь упрямо прорубал
В степи кровавую дорогу!
И посреди надежд тщеты,
Под Берегинины заклятья
Смыкали витязи щиты
Кольцом прощального объятья…
Но если кто-то ждет тебя,
Пусть поражением больного,
Спеши, в охрипший рог трубя,
В атаку бросить вороного!
Чтоб, как тому и достоит,
Свой путь свершить честно и славно…
Все дремлет на стене, не спит,
Встречая утро, Ярославна!
На Рузском поле
Я Рузское поле забыть — до конца не смогу:
Кладбищенский взгорок, лощину и ленту реки.
Церквушку в известке на дальнем крутом берегу.
И ласточек стаю, вспорхнувшую из-под стрехи.
И в небе бездонном, крутой заложивши вираж,
Уходят они в пепелящую солнца жару…
Я знаю, что этот знакомый до боли пейзаж
Из памяти вычеркнуть — нет,
никогда не смогу.
И хоть за него не дадут половины гроша,
Который веками копился в дорожной пыли,
Я знаю, что здесь проживает поэта душа.
И словно стрекозы, склоняет к земле ковыли.
Которых всё меньше и меньше в России с тех пор,
Как двинулась к Дону от Рузы комонная рать.
И скрылся из глаз с крепостным частоколом угор.
И внёс летописец уставную запись в тетрадь.
«Воскреснет Господь, и его расточатся враги.
И встретит со славой вернувшихся в пору посад…»
На Рузское поле ложатся былого шаги
И реют хоругви шелковые
воинства над!
Дотянуть до весны!
Дотянуть до весны, синеглазой, летящей, поющей.
Услыхать соловья заполошную дивную трель…
Утонули в снегах заповедные рузские пущи.
И навылет сквозит по замерзшим дорогам метель.
Холода, холода — над Россией и пряничной Рузой,
Где церквей перезвон застывает в мороз на весу.
Где деревья стоят, пригибаясь от снежного груза.
Где восход и закат продолжают одну полосу.
По зиме,
что не может окончиться тихо и просто,
Как кончаются зимы средь мартовской талой воды.
И бредут холода, опускаясь в лощины с погоста,
Словно сумрачный причт,
возвращаясь с поминной страды.
И всю ночь напролёт — затаённое прошлое снится
В это смутное время, под самый конец февраля:
Я стою на дворе, а в руках моих птица-синица,
И кружит надо мною, как заметь, перо журавля.
Дотяну до весны, до берёзовой Пасхи апреля,
До цветенья черёмух на Рузы крутом берегу…
Горюном-журавлём над заветной околицей рея,
Всё равно дотяну, если просто дожить не смогу.
* * *
Я в сказки Рождества не верю…
Но вот приснилось этой ночью:
Как будто ты стоишь за дверью.
А за окошком — снега клочья.
У нас с тобою, мама, тихо.
В сочельник свет уходит рано.
И дремлет, притаившись, лихо
На самом краешке дивана.
Погасли поздние зарницы
В глазах твоей любимой кошки.
Скрипят паркета половицы.
Качаются у кресла ножки.
Квартира эта четверть века
Ремонт не ведала, однако…
В ней заменила человека
Голубоглазая собака.
Она была б тебе послушна
И облизала жарко руки.
И было нам — втроём — не скучно,
Когда бы не было разлуки.
Когда бы не было печали.
И встреч никчёмных Новолетий.
И зеркала не замечали
Скупые слёзы на рассвете.
Воспоминание об августе
У нас под Рузой верески цветут
И птичья молодь бороздит округу.
Привет, июль, ты долго правил тут.
Ну что же, август, протяни мне руку!
Здорово, сам! Так в юности моей
Мы, повстречав, приветствовали друга.
Я помню, август, всё из тёплых дней,
Которые потом взяла разлука
С собою
в неожиданный отъезд,
В полупустой последней электричке.
От этих губ и глаз, от этих мест,
Где задержалась память по привычке
Среди берёз и рыжих тополей,
Средь узких улиц от пруда. к закату.
Здорово, август! В юности моей
Плечом к плечу бродили мы когда-то
В прекраснейшем из созданных миров,
На день шестой, по мановенью Божью…
Качались гроздья золотых шаров,
И осыпалось поле спелой рожью.
И я сквозь бересклет и краснотал
На стареньком своём велосипеде
На жёсткой раме девочку катал
За речкой, чтоб не видели соседи.
И это не отпустит никогда.
И это не прибудет, не убудет…
Ночное небо, первая звезда,
Воспоминанье о минувшем чуде!
Перед тем, как уйти
Перед тем, как уйти в немоту, в темноту,
Оглянусь, и к коленям твоим припаду.
Захочу заповедать, сказать, объяснить,
Что у нашей реки, где зелёная сныть,
Где, не зная покоя, свистят кулики,
Где в прощанье слились две щеки, две руки,
В угасающем отблеске летнего дня
Ты должна иногда вспоминать про меня!
Чтобы снова и снова шептала листва
Позабытые в прошлом стихи и слова.
И звучали любви неземной голоса,
Поднимаясь туманом ночным в небеса.
Где на облаке светлом, под звёздным венцом,
Будут ждать меня мама об руку с отцом.
Скажет мама: «Наверно, от суетных дел,
Ты, как зазимком битый, мой сын, поседел.
Неужели никто в этом мире, сынок,
Приголубить тебя, вместо мамы, не смог?»
Перед тем, как навек улететь в синеву,
Поцелую сухими губами траву.
Где когда-то в следах потаённо-босых
Поутру высыхали разливы росы.
Ворожила кукушка и пел гамаюн,
Прославляя июнь, светозарный июнь!..
Не по первому снегу — последнему льду,
Я по россыпи белых ромашек уйду!
На этой земле
На Сретенье — лужи, на Пасху — пурга.
То степи, то чащи лесные.
Что скажешь? «Россия — и вся недолга!».
Что сделаешь? Это — Россия.
Здесь нет колыбелей… Качают пращи
Камения судеб бедовых.
И здесь не дают на разжив палачи
Отступникам — тридцать целковых.
На этой земле, где рожая не ждут,
Что к смерти состарится тело,
Доносчику первый достанется кнут
За «Слово» его и за «Дело».
Но если сладка подъяремная месть,
И нету для ката Мессии,
На этой земле Благовещенье есть,
Чтоб верила в завтра Россия!
Чтоб знала: в черёд зацветет краснотал
Церковный
от солнечной ласки…
Но будут погосты по свежим крестам
Считать не доживших до Пасхи.
И в свиток свернувшись, чернеть небеса,
Кричать заплутавшая стая…
Что скажешь? «Россия — кругом чудеса!».
Что сделаешь? Участь такая!
Весенние сны
По зелени, по травам, след струящим,
Вдоль стерегущей Рузу тишины,
Средь прошлого — по грани с настоящим,
Бреду в свои предутренние сны.
Как будто возвращаясь из похода,
Прорвав осады огненной кольцо…
На пощади посадской, средь народа
Ищу твое заветное лицо.
Кто взял тебя: монголы, готы, гунны?
Чьим стременем сейчас влекома ты?
Строги у Богородичной парсуны
Глаза твои и скорбные черты.
Не каждого поэта незнакомка
Одарит поцелуем в звездный час…
Нательный крест да ладанка-иконка
Одни весь путь сопровождают нас
До встречи с небом в царстве Херувима —
Старшого брата птицы-журавля…
Под их крылами, верою хранима,
Весною прсыпается земля!
Август
Август — время вкушенья плодов,
И медов,
и расчёта по давности срокам.
Где-то в городе Рузе блуждает любовь,
Согревая последним теплом,
по дорогам.
Видно что-то случилась не то и не так,
Как вещали стихи на лощёной бумаге.
Волочатся репьи на хвостах у собак,
И бездомные тати засели в овраге.
Но на весь этот сором, на древний погост,
На Димитрия храм, изузоренный дивно,
Зачарованно падают ливни из звёзд,
Заповедно — желанные звёздные ливни!
Ты со мной о желанье своём говори.
Всё равно не исполниться,
я ли не знаю.
Лучше кофе свари и варенье свари,
Я на гуще тебе что-нибудь нагадаю.
А под горкой уже холодеет река,
И горчит разнотравье полынью и тмином.
И вальяжные в осень плывут облака
Мимо сосен и вечности дремлющей мимо.
Золотые шары — на параде стрельцы
В медных касках шутейное правят сраженье.
И звенят колоколен резных бубенцы
В дни Успенья и в праздники Преображенья!
Август — время идти к рубежу,
За которым зима, словно волчья пожива…
Может, в августе, я вдругорядь расскажу,
Что на Вербное вербами наворожило.