Скоро, 21 марта, мы будем отмечать Всемирный день поэзии. Хороший повод, чтобы поговорить о столь загадочном роде литературно-творческой деятельности. Нашим собеседником любезно согласился стать известный представитель этой ныне вымирающей профессии, лауреат многих литературных премий, автор семи книг Андрей Шацков.

Как только не отзываются в средствах массовой информации о творчестве этого удивительного мастера: «ему дана особая форма видения мира», «последний осколок Серебряного века», «поэт, который слышит дух», «его поэзия — удивительный энергетический сплав любовной лирики и глубинной русской национальной традиции» и т. п. И все процитированное — о стихах того, кто в своих произведениях сумел сохранить все сорок церковно-славянских букв, начиная от похожей на диковинные ворота с вереей буквы «Аз» и заканчивая летящей смешной галкой буквы «Ижица».

Удивительна и нетипична судьба этого человека. Его имя стало широко известно публике около десяти лет назад, когда почти в сорокалетнем возрасте, уже получив определенную известность в архитектурно-строительных кругах, Андрей Шацков впервые зашел в редакцию «Литературной России»… Вслед за тем словно в доброй сказке перед ним открылись двери самых солидных издательств. Его приняли в союзы писателей и журналистов, Патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил его орденом Преподобного Сергия Радонежского за литературную деятельность (а мы добавим — за неизбывную любовь к Родине, в которой сейчас громогласно клянутся все подряд, но которую не все на самом деле имеют). Чем меньше таланта, тем громче звучат уверения, тогда как настоящая любовь, как известно, крика не переносит. А светлая лирика скорее достигает сердец друзей и слушателей.

— Андрей Владиславович, поэт — это творческая профессия, должность, статус или духовная миссия?

— Смотря какой поэт. Тех, кто так себя называет, в России несколько тысяч. И только единицы из этого числа имеют право на имя собственное. Если ты претендуешь на звание поэта, то и образ жизни должен вести соответствующий — высокий. В юности, когда происходит становление личности, наполнение ее смыслом и содержанием, жизнь стихотворца может быть не всегда праведной, в ней много любовных переживаний (что, кстати, весьма плодотворно для творчества), но, когда «обожжет дыхание вечности» (извините за некоторую выспренность), надо переходить на новый этап творческого развития. Большинство бежит в прозу, а некоторые не замечают знака свыше и продолжают «истязать лиру», не чувствуя упадка.

А ведь в древности, пред тем как приступить к сотворению иконы или написанию летописи, предки молились в течение нескольких недель. Можно ли создать что-нибудь нетленное с мутной душой? Многие думают, что жизнь поэтов — сплошная «дружеская попойка». Сериалы типа «Сергея Есенина» усугубляют такое мнение. Однако хорошо известно, что Есенин в пьяном виде стихов не писал!

Кроме того, оборотной стороной поэтической жизни и раньше, и особенно теперь является одиночество. Слово, как известно, звучит только в отзывчивой среде, а среда сейчас… сами знаете какая. Поэтому поэт должен быть готов оказаться добровольным изгоем.

О, как не в пору выпал первый снег! 
Не вовремя, не к месту, не по чину. 
Я не узнал высокую причину, 
За что меня на холода обрек, 

Как исстари писали — тяжкий рок, 
И щурились значительно и строго… 
В России к одиночеству дорога — 
Кратчайшая из всех земных дорог!

Так что служение поэзии не пустые слова. Оно в чем-то сродни религиозному служению, не требующему земных благ.

— Как нам известно, вы сначала освоили более земную профессию и работали строителем. Почему вы поменяли ее на поэтическое творчество?

— Ну, во-первых, архитектурно-строительное дело — тоже своего рода застывшее творчество. Посмотрите, сколько состоявшихся в искусстве людей вышли из стен МИСИ и МАРХИ.

Во-вторых, я всю свою сознательную жизнь писал стихи и в большую литературу пришел не с пустыми руками, а с пятью изданными сборниками стихов. А вот по редакциям газет бегать времени действительно не было. Иногда меня посещают крамольные мысли: что стало бы с нашими великими стихотворцами, если бы они ежедневно по десять часов вкалывали вне литературы, чтобы добыть хлеб насущный? Во всяком случае девиз «Ни дня без строчки» был бы невыполнимым.

В-третьих, не капстроительству, а строительству души, несомненно, способствовал тот факт, что после получения технического образования я закончил еще и вечернее отделение филфака МГУМЛ.

И наконец, в-четвертых, добрую половину своей строительной жизни я провел в разнообразных министерствах, а штабной стиль работы в таких организациях помогает искоренению некоторой расхлябанности, которой отличаются многие литераторы, а также позволяет научиться грамотно, по-русски, излагать свои мысли. Слово «канцелярщина» меня нисколько не пугает. Вспомните, ведь и Державин, и Грибоедов, и Тютчев имели высокие гражданские чины, служили Отечеству.

— Как сегодня можно трактовать известное всем выражение «Поэт в России больше чем поэт»? Какое место занимают поэзия и вообще литературное творчество в культурной и духовной жизни нашего общества?

— К сожалению, замечательную строку Евтушенко сейчас переиначили: «Поэт в России больше не поэт». Кажется, совсем недавно можно было охарактеризовать нашу страну словами академика Дмитрия Лихачева: «Если в Италии нацией стала музыка, то в России — литература». А королевой этой нации, добавил бы я, сделалась поэзия. Но, увы, путь от королевы до Золушки оказался слишком коротким. Не выдержав капитализации и приватизации страны, поэзия из высоких тронных залов отступила на кухни и в сельские клубы. Хорошо известно, что она, как молитва, обращена к душе, духу. Отсюда явствует, что она беспомощно-наивна в нашем плотском мире и вместе с тем бессмертно-неуязвима! Я ощутил такую неуязвимость, когда проводил урок поэзии в переполненном учениками актовом зале обычной 475-й московской школы. То же чувство возникло в библиотеке-читальне имени Тургенева, когда люди, пришедшие на презентацию моей новой книги, не могли уместиться даже в проходах. И в шестисотместном зале санатория «Дорохово», руководство которого, к счастью, знает и любит поэзию.

Но я рассказываю о своих личных ощущениях, хотя непреходящий интерес к поэзии, возросший в последнее время, отмечают и другие коллеги по цеху, надеющиеся, что худшие времена для «повелителей светлых словес» остались позади.

— Вы действительно «мастер изящной словесности», настолько красива, тонка ваша поэзия. Как отражаются в вашем творчестве национальный дух и культура?

— «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи», — писала Анна Ахматова. По-моему, стихи растут не из сора, а из строя души,

…Которая, как раненая птица, 
Должна из горней выси возвратиться 
На наши ледяные рубежи!..

Именно так, ибо поэту горние выси зачастую ближе земли. Под словом «земля» здесь понимают бренную обыденность. Но если применить его к понятию «Родина», то окажется, что любой настоящий автор сочиняет одно исповедальное стихотворение о любви к России. Пишу и я об этой удивительной стране, завещанной мне как со стороны одного деда — красного генерала, оставившего мне свою фамилию, так и со стороны другого деда — белого офицера, упомянутого в «Белой гвардии» Булгакова:

На Сретенье — лужи, на Пасху — пурга. 
То степи, то чащи лесные. 
Что скажешь? «Россия, и вся недолга!» 
Что сделаешь? Это — Россия…

— Есть ли сегодня в России преуспевающие поэты, те, кто состоялся как личность и получает при этом достойное вознаграждение за свои труды?

— Что значит «достойное вознаграждение»? Слава плюс деньги? Успешными в соответствии с такой формулировкой можно считать только поэтов-песенников. Но это уже отдельный и очень острый разговор. Конечно, все мечтают об известности, и наиболее легкий путь к ней — через песню. Но, во-первых, говорить об уровне авторских текстов (именно текстов, а не стихов) сегодня даже неудобно, а во-вторых, даже у признанных поэтов-песенников, если их стихи написать на чистом листе бумаги и исключить фактор колдовства музыки, обнаружится множество недостатков, которые видны настоящему мастеру.

Я глубоко уверен, что слово должно быть первично, а музыка, какой бы замечательной она ни была, — вторична. Потому что стихотворная строка, строфа мелодична сама по себе. Надо лишь услышать ее и разложить по нотам. И пушкинское «Я помню чудное мгновенье», и тютчевское «Я встретил вас», и толстовское «Средь шумного бала случайно» — прежде всего стихи, которые навсегда остались бы в сокровищнице российской поэзии независимо от того, создали бы или нет на эти слова гениальные романсы Глинка, Варламов и Чайковский. Кстати, вы заметили, как неуловимо схожи приведенные строки, принадлежащие великим русским поэтам? Если почувствовали здесь внутреннюю связь, то наверняка сами имеете отношение к поэзии.

— Чтобы стать поэтом, литератором, нужно ли в обязательном порядке получать специальное, профессиональное, образование? Куда бы вы порекомендовали поступать молодым людям, которые хотели бы попробовать себя на поэтическом поприще?

— Специально «на поэта» выучить, естественно, нигде не смогут. Ни Пушкин, ни Тютчев, ни Блок литинститутов не оканчивали. Зато у них было прекрасное, как бы его сейчас назвали, базовое образование, позволившее в дальнейшем развить имеющиеся способности в любом направлении.

Сказанное отнюдь не означает, что я против поступления в литвуз, или на Высшие литературные курсы, или на журфак МГУ. Там осуществляют этакую постановку поэтического голоса, делают огранку таланта, помогают начинающему наладить литературные связи. Но гарантировать, что после окончания учебного заведения ты станешь хотя бы «поэтом от литературы», не говоря уже о высшем звании — «поэт от Бога», не сумеет никто. Конечно, путь из гуманитарного учебного заведения в литературу прямее, проще. Но постулата «Талант всегда пробьет себе дорогу» пока никто не отменял. Правда, все чаще ее пробивают с черного хода.

— Судя по всему, вы относите себя к романтикам? Что вы можете сказать о современном негласном противостоянии «менеджеров» (читай — «физиков») и «лириков»?

— Проиграли мы это противостояние именно потому, что, как вы сказали, сейчас доминируют «менеджеры», которые вовсе даже и не «физики». «Физики» в недалеком прошлом тоже могли быть романтиками. Например, ребята, которые ставили над собой медицинские опыты, или те, кто работал на ядерном реакторе без должной защиты. Сейчас настоящий героизм не в почете. И даже литературное его выражение хиреет. Кто у нас в книгах самый крутой герой? Или бывший афганец, или отставной мент, ведущий борьбу с коррупцией экстремальными методами. Кстати, обратите внимание на то, что все они — «бывшие», то есть вышедшие из того, еще героического, времени, когда защищать Родину, пусть даже в афганской войне, считалось делом почетным, когда милиция являлась воистину рожденной революцией, а не контрреволюцией…

Где все простое не бывало сложным. 
А сложное не мучило во снах. 
Где было все… 
Но все осталось в прошлом, 
Запекшимся коростой на губах…

И нет у нас негласного противостояния. В литературе оно чуть теплится, а в реальной жизни — нет. Победивший «менеджер» — это отнюдь не «инженер человеческих душ». Понятия «душа» для большинства сегодняшних дельцов не существует. Реальна только коммерческая выгода.

— Дайте, пожалуйста, советы тем, кто начинает писать стихи. Как развивать и укреплять свои способности? Как попасть в круг избранных — тех, кто занимается литературным творчеством, и обосноваться в нем?

— «Мой друг, зачем о молодости лет / Ты объявляешь публике читающей? / Тот, кто еще не начал, — не поэт, / А кто уж начал, тот не начинающий» — так сказал Самуил Маршак. И он во многом прав, ибо ни один поэт в глубине души не признает себя начинающим. Наоборот, все думают о своем избранничестве. Поэтому я никого и не собираюсь учить стихосложению, но хотел бы предупредить, что в «высшее литературное общество» пока еще, слава Богу, за деньги не принимают. Проплаченные публикации сразу можно распознать.

Для попадания в элиту надо пройти много ступеней, и начать желательно со школьных литкружков и простых литобъединений, таких, например, как «Зеленая лампа» при журнале «Юность». Придется побегать по редакциям, ибо всем известно, что под лежачий камень вода не бежит. Но необходимо отметить, что в большой литературе пока существует сильный редакторский корпус, который обязательно отметит новое дарование. Правда при условии, что «дарование» действительно пишет значительно лучше других.

— Недавно в свет вышла ваша новая книга «Осенины на краю света». Насколько известно, ее уже нет в продаже. О чем же она?

— В этом сборнике, замечательно проиллюстрированном православным художником о. Александром Егоровым, впервые кроме новых известных стихов была обобщена моя проза. Как в знаменитой повести И. Шмелева «Лето Господне», в книге приведен замкнутый цикл важнейших церковно-славянских праздников, обрядов, треб и обычаев, остающихся неизменными из века в век. Они показаны через восприятие не детской души, а души поэта, которая долго блуждала, металась, придавленная катком потребительской цивилизации, и наконец обрела себя, вспомнив заветы предков и настроившись следовать им. Было очень трудно писать в прозе, но так называемая проза поэта, которую измеряют не абзацами, а словами, существовала на Руси всегда. Взять, например, повести Пушкина и Лермонтова, «Князь Серебряный» гениального А. К. Толстого…

А духовные стихи, до которых, как известно, нельзя «дописаться» — до которых можно только «дожиться»?.. Я писал их всегда, и они составили канву сборника. У «Осенин» — счастливая судьба. За поэтические подборки из нее я был удостоен в 2005 году литературных премий журналов «Юность» и «Наш современник», а также Серебряной тютчевской медали.

— Какое ваше любимое собственное стихотворение?

— Мой наставник, поэт Валентин Берестов, говорил: «Поэт — как курица. Та снесет яйцо и на весь мир кудахчет об этом. Поэт — тоже: напишет новое стихотворение и носится с ним как курица с яйцом».

То, о чем сказано, мне хорошо знакомо. Поэтому если рассматривать последние стихи, то лучшим из них стало «Предстояние (Август 1380 года)», которое органично влилось в самый важный для меня в жизни поэтический цикл «На поле Куликовом». Над ним я работал на протяжении более двадцати лет и продолжаю работать сейчас.

А что касается программного стихотворения, вошедшего во все хрестоматии и антологии, то это «В день Летнего Андрея»:

Опять на Летнего Андрея 
Затеплю Троице свечу. 
Но никого не отогрею, 
И ничего не заплачу. 
Кому платить? Какою мерой 
Былому меряна цена? 
Не поступлюсь отцовской верой! 
Неопалима купина!..

Николай КАЗАНЦЕВ, 20.03.2006 
журнал «ОБУЧЕНИЕ & КАРЬЕРА» №11 (104) от 20-26 марта 2006 г