* * *
Обожгло годов минувших болью,
Господи, неужто это я:
Со своею первою любовью
Познаю обманность бытия…

Прядь волос рассыпалась жар-птицей,
На плече покоилась рука.
Пахло в поле — рожью, медуницей.
Ветер нес дожди издалека.

Ты смотрела с непонятной грустью
На мои мальчишечьи глаза,
И… ушла, а над Великой Русью
Полыхала неба бирюза.

Но остались росстани химеры
Этих светлых, позадавних дней.
И слова любви, как Символ Веры,
Я унес из юности моей.

Из поры, где все легко и просто.
Где сбывались сказки и мечты…
И вилась дорога до погоста,
И хранила путь незримо — ТЫ!

ЗИМНЯЯ ПАМЯТЬ

Льются ненастные струи
В стылое лоно земли…
Помню твои поцелуи
Где-то в начале зимы.

Падали белые снеги
В пруд с незастывшей водой…
Рук не сомкнут человеки:
Хлад под Полынью-звездой.

Как барабанят капели,
Стылую кровь горяча!..
Как это просто — на деле
Взять и разрушить сплеча

Всё…
           Чтоб сгорела страница
Про заповедный июнь…
Пушкину прошлое снится.
Церкви Успенья канун.

Не дотянуть до рассвета
(Долог декабрьский рассвет).
Нужно молиться, чтоб лето
Встретил опальный поэт.

Чтоб четверговая — всуе
Снов уходила гроза,
Вспомню свои поцелуи
В черные вишен глаза!

В ИЮЛЕ

Еще почти не убывает день,
Но словно исключение из правил,
Ложится на поля ненастья тень…
Апостол Петр
                                и апостол Павел

Еще не отмечали праздник свой.
Еще вчера была жары истома.
А ныне дождь, и там ‒ над головой
Гремит раскат простуженного грома.

В кулак свои сомненья соберу
И повторю слова седой молитвы.
Из сновидений смутных — поутру
Восстану к яви, в ожиданье битвы!

И вынырну из тины бытия,
И выдохну стихов заветных строчки,
В которых будем вместе — ты и я,
Бродящие сейчас поодиночке.

Глядящие на тлеющий закат
Вполнеба, в пол хрустальной полусферы,
Раскрашенной волшбою, как агат,
Тревожащей, превыше всякой меры.

Укрой меня в еловом чреве, лес.
За мшинами, за сучьями, за пнями…
Зажегся в тучах алый Антарес,
Прибитый раскаленными гвоздями.

Гори, гори, июльская звезда,
Лучами освещая путь неближний
Туда, куда отходят поезда
От трех вокзалов в Новогород Нижний!

ОЛЕНЬИ ПРУДЫ

Спят пруды. Свисает снег мохнато
С прибережных веток бахромой.
Здесь вдвоем бродили мы когда-то.
Сколько лет минуло, Боже мой!

В зимней полудреме и томленье
Уходило солнце в глубь воды.
Замерзали губы и Оленьи,
Скованные холодом, пруды.

Утишало грай воронье вече…
Млечный Путь — неярок и далек,
Фонарями вспыхнув в этот вечер, —
Росстанью на наши судьбы лег.

Только все равно, когда в смятенье
Пустоту почуешь за спиной,
Вспомни:
                      наши два пруда Оленьи
Осиянны тайной неземной.

Где перед тобою на колени,
Не приемля прозы суеты,
Стал поэт, обняв пруды Оленьи —
Светлые московские пруды.

АВГУСТ

Задумчиво листаю свод страниц
Своей судьбы
                     и, несомненно, вправе
Воскликнуть —
             заповедный август — AVE!
Я ждал твое мерцание зарниц

Из черных туч, парящих так весомо
Над линией лесного окоема.
В молчании, к земле припавших птиц.

Пусть голос грома — накален и груб,
Рой ласточек спугнет, чтоб те — над нами
Поднялись в небо, в суете и гаме.
Им вслед шепну, не разжимая губ —
Родства не обрывая пуповину,
Мою молитву донесите сыну
И горький запах георгинов с клумб…

Осенним одиночеством звенит
Хрустальный воздух,
                                        и не может Руза
Стать Летой для вины отцовской груза,
С которым мне не улететь в зенит
К тебе, мой мальчик — журавленок в стае,
Которая крылами, как крестами,
Нас, грешных, напоследок осенит.

Гармония души — навек, прости,
Заложница судьбы поэта в споре,
Где на кону стоят печаль и горе
И радость слов, которых донести
Не доведется — людям, в книг конверте
Скрывающем забвенье и бессмертье.
Как персть земли, зажатую в горсти.

ФЕВРАЛЬСКИЙ МОРОК

Памяти композитора Юрия Алябова

Слепые снегопады февраля…
Нежданные, негаданные — просто
Сорвавшиеся с неба на погосты,
Чтоб стала пухом каждому —
                                                       земля.

Кто лег в нее, кто не успел пока,
Надеясь, что весною снег растает.
Но он, увы, летает и летает.
И кружат каруселью облака

Над русскою печальною равниной,
Которой нет ни края, ни конца.
Как нет конца и края у кольца
Российских рек,
                      чьей вечной пуповиной

Повит из грек в варяги крестный путь
Истории, что нам не поиначить…
Какая боль в метельном волчьем плаче.
Как разрывает эта песня грудь!

Но все равно, покуда в сердце есть
Хоть капля праотеческой отваги.
Спеши стихи оставить на бумаге
И завещать своим потомкам честь,

С которой жил.
                                        И не твоя вина,
Что на последнем запределье шага
Не взвеял над кормою стяг «Варяга»,
Как прадед,
                                    и грошовая цена:

Делам, поступкам, мыслям и словам…
Они пришлись не вовремя, не к месту.
Попавши под губительный секвестр
Низвергнутым из ада временам!

И что еще, по правде говоря,
Осталось ждать от синегорской стужи,
Покуда над землей, как враны, кружат
Слепые снегопады февраля!