* * *

Бродит волчицею серою
Оттепель —
                          в ночь, за окном…
В чем твоя вера? —
                          Не верую
В матерь, уснувшую сном

Вечным,
                          средь мая цветения,
После недели Страстной.
Ждать ли твое воскресение?
Будешь ли снова со мной?

Звезд слюдяное сияние
Тает на снежной меже…
Как обрести покаяние,
Если смятенье в душе?!

Кажется сонной химерою
В небе затерянный рай…
Верую! Верую!! Верую!!!
Мама, не умирай!

За ледяною излучиной,
В сполохах млечной пурги,
Ночью бессонной измученный,
Слышу родные шаги.

Там, где часы беззаботные
Мы проводили, любя,
Мамины пальцы бесплотные
Крестят, прощаясь, дитя

Взрослое,
                          с жесткою проседью,
Горя познавшее край.
Губ шелестящее просинью:
«Мама, не умирай!»

Дрова

Пора Новогодья, метели
Хлопочут под сводом небес.
Воздушные зимние змеи
Взлетают и падают в лес.

И кто-то поодаль, в сторонке
В тулупе стоит у плетня,
Пытаясь упрятать в постромки
Гривастую шею коня.

Береза, сосна и осины
Под звонкой пилою поют.
Забытые детства картины
Во снах в караулы встают.

И вот уже тянутся дровы
На дровнях —
                          в родное село.
Где снега под самые кровы
Бревенчатых изб намело…

И снова смыкаются годы,
Как створки ворот за спиной…
Выходишь — иные погоды,
И ветер, и воздух иной.

Тому миновало полвека…
Но только опять и опять
В озябшей душе человека
С поленьями сани скрипят.

И бабушка крестится снова,
Встречая под вечер обоз —
Предтечу Спасенья печного
В рождественский лютый мороз!

* * *

В тугую воронку пространство заверчено.
Опять колобродят февральские снеги.
Ты спишь до весны, улыбаясь доверчиво.
Так спят подо льдом величавые реки.

Наверное, ты не была недотрогою,
Но смотришь в глаза горделиво и прямо…
В окне семенит тишина над дорогою.
И холод сочится в скрипучую раму.

С небесною тайной случайно повенчаны,
Не веря, что встреча — начало разлуки.
Поэты приходят на Сретенье — к женщине —
И тянут к теплу онемевшие руки.

А то, что пребудет за позднею встречею,
Библейские притчи укроют туманом…
И каждый судьбы своей станет Предтечею,
В душе оставаясь обычным Иваном!

И вешней истомы сумятица нервная
Срывается первой капелью со стре?хи…
Поэты вернутся к любимым на Вербное,
Когда ото сна просыпаются реки!

Преображение

Над древним храмом кажется синее
Проем небес в окладе черных туч.
Остановись и сделайся сильнее,
Поймав в окне апсиды солнца луч.

Фавора свет… Нежданное движенье
К земле засохшей вымоленных струй…
Подставь лицо. Познай Преображенье.
Прими его как горний поцелуй.

Не ведая ни времени, ни часа,
Который заповедал нам Господь,
В заветный праздник яблочного Спаса
Превозмоги душою вечной — плоть.

Под райский шепот яблочной услады,
Среди по пояс вымахавших трав
Смирись душой, не требуя награды,
Смирись душой, и будешь трижды прав!

* * *

Осенний день, как поздний лист, упал,
Прощается со стаями полесье.
Благословен, кто в пору не проспал
Ночное и дневное равновесье!

Еще вчера удерживал заплот
Течение реки преградой прочной.
Но грянул дождь — и завершился год
Не календарной датой, а урочной.

И грустно опускалось на поля
Воздвиженье — предтечею Введенья.
И ожидала стылая земля
На Покрова? строку стихотворенья,

Которое таилось целый год
В исписанной тетради у поэта.
И процвело, пробивши тонкий лед
И первый снег, как абрис первоцвета.

Который жив, в душе благодаря,
Что лес стоит волшбою за дверями,
Где я тушил пожары сентября
Холодными октябрьскими дождями.

Время вышло

Время — вышло. Хлопнув дверью, вышло,
На пороге пальцем поманя.
Грустью глаз нижегородских — вишня,
Проводи в далекий путь меня.

Ты прости, прощай — грядут морозы.
Вороньем на Русь слетелась мгла…
Далеки июньские стрекозы.
Яуза от стужи замерла.

Все в былом, и ничего не надо?
Память половицей не скрипит?
Низкая железная ограда.
В ожиданье сына мама спит.

А в стране, что залегла по пояс
В зимние, холодные снега,
Ты живи, ничем не беспокоясь.
Лишь живи — и вся тут недолга!

* * *

Где коршуны размером с журавля,
А журавли — крылатей серафимов:
Гранит и хвоя, севера земля.
Да три столба подпоркой небу — дымов.

А до Чудского будет сорок верст.
До заповедной Луги — двадцать с гаком.
И на юру кладбищенский погост
Трехперстьем храма, запечатан знаком…

Пока гудит Россия, как вокзал,
И брань на шее виснет, как верига,
Я эту землю в узелок связал
И крест не бросил в реку, как расстрига.

Чтоб не разбилась лодка бытия,
Чтоб не прервалась связь отца и сына,
Родной стезей, по грани острия,
Вернусь в края, где мира сердцевина.

Где по минутам слажен день да век
И нет конца утиному угодью…
И поплывет деревня, как ковчег,
По хлынувшему ливнем половодью! 

Март

Брызжет даль белизною и паром.
Свежий воздух пьянит, как первач.
По поляне блестящим гусаром
Проскакал одуревший косач.

Громким писком шальные синицы
Нас приветствуют в чащах сосны.
Мы на лыжах стоим — у границы.
У границы зимы и весны!

И в капельном, разбуженном шуме
В синеве высоко-высоко
Облаков боевые ушкуи
Мчат под звонкие гусли Садко…

Незабвенные детские были.
Заповедного счастья миры…
Что ж вы голову так забелили,
Сорок зазимков, с этой поры?

Где вы, тонкие пальчики — спички,
Растопившие лед без следа?..
Но несутся, звеня, электрички
В те родные места и года:

Где жилось с ощущеньем азарта,
Где дышалось легко на бегу
В первых днях долгожданного марта,
По последней лыжне на снег