V. КАК СВОЙСТВЕННО ПОЭТУ

СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ ЭЛЕГИЯ

I. ОСЕНЬ НАД ДОЛГОЙ 

Стена, зелёная стена, 
Да клюквы алая пороша. 
И небо выцветшего льна 
Лучом зари стерню ерошит. 

Очерчен жизни полукруг 
Речной упругой тетивою. 
Легла роса на мокрый луг. 
Покой во всём… 
                          и нет покоя! 

Колеблет свечка полумрак. 
Дрова съедает огневица. 
Тропа сползает в буерак. 
Кричит в полях ночная птица. 

И браги забродивший хмель 
Манит с собой в леса и хляби. 
Шепча, что на дворе — апрель. 
А это… северный сентябрь. 

Пора, мой друг, виски белы. 
И на поля ложится иней. 
В последний раз — тесней столы. 
Чтоб после — никаких идиллий. 

Чтоб не казался каждый куст 
Порфирородною калиной. 
Чтоб не раздался пальцев хруст 
От трели песни соловьиной. 

И чтобы чувствовали мы, 
Застыв над Долгою-рекою: 
Над миром света власть 
                                          и тьмы. 
Покой во всём, и нет покоя! 

II. СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ ЭЛЕГИЯ 

А дни всё короче, всё шире река, 
И рыба в залитые пожни теснится. 
И белая ночь, как стакан молока, 
Разлитый июнем, — 
                                во сне не приснится. 

Приземистый храм молчалив и суров. 
Ошую — леса, одесную — болота. 
Две вскинутых башни грозящих перстов 
Закрыли в чудскую равнину ворота. 

Все свечи сожгу перед ликом твоим — 
Мой ангел-хранитель, забывший о встрече. 
Кому мы сегодня поминки творим — 
Рябин и калин краснопёрые свечи? 

Но если меня сохранит талисман 
На чёрной воде, на извилистой трассе, 
Мы выпьем с тобою, речной капитан, 
Бельмастый чухонец — Василий Тарасов! 

О дно челнока громыхают шесты, 
И ноги с похмелья танцуют, как буквы. 
Желтеют, рыжеют, буреют листы, 
И только алеют созвездия клюквы! 

Всё кончено… Вечный покой сентябрю. 
Пустые леса молчаливы и гулки… 
В дорожный мешок упакую зарю, 
Чтоб каменных плит осветить переулки. 

III. ГОЛБЦЫ У ДОРОГИ 

Под небом, плюющим то снегом, то ветром, 
Тиранящим старой соломы охапку, 
Оставив в столице чудачества мэтра — 
В честь Родины малой сломи свою шапку. 

Закружится в просини крест ястребиный, 
Набухнет опарой тумана завеса. 
И грохнет беззвучным салютом рябинным 
Стоствольная чаща заречного леса. 

И всё городское, что раньше вальяжно 
С тобою в авто колыхалось спесиво, 
Отступит пред запахом осени влажным, 
Нырнёт в камыши, за прибрежные ивы. 

В ту пору, когда ни ромашки, ни клевер 
Уже не ведут меж собой пересуды, 
Уносит меня лихоманка на Север, 
Где много грибов, комаров и простуды. 

Верстовых столбов межевые затёсы, 
Разбитой дороги бездонную лужу 
И эти бредущие цепью берёзы 
Безменом кладу на весов своих душу. 

И если бы знать, что потом сотворится?! 
А ныне легко: без любви и без злости… 
Лишь будут ночами тревожными сниться 
Голбцы на дороге, голбцы на погосте. 

IV. ОСЕННЕЕ «ПРОСТИ» 

Осенних бабочек полёт… 
Осенняя ночи подсветка… 
По небу полночью плывёт 
Большой Медведицы виньетка. 

В предощущенье этих мест 
Я исписал полста тетрадей. 
(В них реквием и манифест 
Любви забытой, 
                          новой ради.) 

И не скрывал незваных слёз, 
Которые в глазах застыли — 
Когда проснулся средь берёз 
Вдали от ленинградской пыли. 

На речке Долгой, что бежит 
И где-то там впадает в Лугу, 
Нас в небе коршун сторожит, 
И в струях ходит язь по кругу. 

Мы с другом, верным мне, вдвоём 
Опять над рифмами колдуем. 
Спирт неразбавленный допьём. 
Свечу последнюю задуем. 

Шумя за речкой дерева — 
Их листодёр, сердясь, листает. 
А в печке — щёлкают дрова, 
Но горница твоя — пустая. 

И будет таять снег в горсти 
Осенним зазимком постылым… 
Печаль моя, прошу, прости — 
За всё, что не было и было!