Книга Первозимье ¦  Оглавление


О ПОЭТЕ

Валентин БЕРЕСТОВ:

— Много лет назад ко мне пришёл студент МИСИ Андрей Шацков и принёс стихи, тщательно выведенные чертежным шрифтом в ученической тетрадке в клеточку. В стихах автор скакал на коне и рубился с ордой. Иначе чем в кольчуге и шлеме он себя и представить не мог. «Бью челом об Ваш шелом», — так надписал я Андрею одну из своих книг. Я дал ему всего два совета: раз уж его лирический герой не слезает с коня, то и сам автор должен дружить с конём, а кроме того, он должен познакомиться с поэзией Дмитрия Кедрина, чтобы юношеское увлечение стало, как у Кедрина, глубоко лиричным чувством истории. Шацков выполнил то и другое: сел на коня и прочёл Кедрина. После чего надолго исчез.

Он стал строителем, но стихи писать не бросил. В них и вправду есть лирическое ощущение Древней Руси, а его стихи о любви проникнуты глубочайшим уважением к женщине. Надеюсь, что читателя тронет эта книга, как тронула она меня.

Лев АННИНСКИЙ:

В поколении послевоенных мальчиков, которым довелось надеть красные галстуки и тотчас попасть в лавину анекдотов о героях революции, а потом дышать воздухом неверных оттепелей и мучительно искать своё место в позднесоветской реальности, готовясь сбежать хоть в сторожа и дворники от конвульсий накренившейся системы, — в этом поколении Андрей Шацков чуть не единственный сразу и прочно нащупал путь.

Родившийся в последний год сталинской эпохи, выросший в перепаханном войной Подмосковье, он расслышал магическую музыку в самом имени своей малой Родины, в административном имени района: — Рузский.

И музыке не изменил.

Интересно, что у истоков этого причащения русскости стоял такой деликатный, мягкоироничный, лишённый всякого национального самоупоения лирик, как Валентин Берестов, однако именно он, прочтя в 1971 году первые стихи 19-летнего студента, утвердил его не просто в поэтической уверенности, но в базисном ощущении почвы, которая под ногами. Даже если она заметена снегом.

Русскую историю Андрей Шацков воспринимает не «кусками» и «этапами», а целостно — как единую реальность, данную нам судьбой. С единой почвой под ногами — во все сезоны. С единым небом над головой — при любой погоде. С единой и неделимой драмой, проходящей через все акты.

Поэзия Шацкова — точка, в которой ощущается перелом в настроении наших наследников, людей конца ХХ века, отпущенных в век ХХI,— перелом от отчаяния и опустошения — к надежде.

Лилиана ПРОСКУРИНА:

Один за другим выходят за последние годы в разных издательствах страны сборники известных и очень разных поэтов. Безусловно, одним из самых значительных явлений современной поэзии становятся книги Андрея Шацкова Он из той породы поэтов, которые по известному выражению Валерия Брюсова, «вырабатывают себя медленно, но встают высоко». Главным скрытым двигателем мощного броска вперёд Шацкова как поэта и гражданина, я бы назвала одухотворённую волю. Умение сконцентрировать себя до полного аскетизма. Пушкинское: «Ты царь. Живи один» — даёт художнику право на такую реализацию собственного  «я»;  но Шацкову мало отшельничьей кельи, мало фаустовского самоустранения в скрижалях бытия. В его поэзии звенят стремена, летят и сшибаются конные лавы, стелется дым пожарищ, смрадными тучами носится вороньё над телами победивших и побежденных. Начиная с самых ранних его стихов, поднимается и заслоняет всё громада Куликова поля, дающая нам возможность воочию убедиться, что по праву своего таланта и родословной, пришел и встал в поэтическом цеху вслед за Юрием Кузнецовым ещё один эпический, светоносный поэт — Андрей Шацков.

 

Владимир ФИРСОВ:

Стихи моего поэтического собрата — Андрея Шацкова, написаны удивительным русским языком, присущим только данному автору, бережно сохранившему в текстах таинство всех сорока церковнославянских букв, от похожей на диковинные ворота с вереёй буквы Аз до летящей смешной галкой буквы Ижица. Такие стихи принято называть «духовными», до них нельзя «дописаться». До них можно только «дожиться».

Кажется, что автор от первой до последней строки пишет одно исповедальное стихотворение о любви к России, завещанной ему и со стороны деда — красного генерала, оставившего поэту свою фамилию, и со стороны другого деда — белого офицера, чья фамилия упоминается в Булгаковской «Белой гвардии».

В последнее время слова: «Россия», «Русь», несколько потускнели от расхожего употребления. Каждый второй автор стучит себя кулаком в грудь, декларируя любовь  к Отчизне. Причем, чем меньше таланта, тем громче крики и стуки… Настоящая любовь шума не переносит. Лирический шепот может скорее достигнуть, замученных криком, ушей слушателей…

Именно на переломе двух прошлых веков цвела поэзия Серебряного века, к последним осколкам которой я причисляю творчество Андрея Шацкова. Именно таких осенённых Горним светом книг не хватает людям на неожиданно жёстком стыке двух нынешних эпох.

Наталья ГРАНЦЕВА:

Про поэзию Андрея Шацкова нельзя сказать, что она дерзко-молода, или что она зреломудра, про неё нельзя сказать, что она современна или что она исторична… Она — всё сразу: и барометр, и клепсидра, и календарь, и роза ветров. Она источает свет, она взаимодействует со временами и пространствами, в ней происходят сложные и непознаваемые процессы, она находится в исчисленном свыше движении и воздействует силой своего притяжения на другие поэтические миры, малые и большие. Она — всегда очень живая, очень неожиданная и одновременно ожидаемая…

Но, конечно, вселенная поэта — чудо вполне земное. Она не парит в небесах, а стоит на твёрдой почве реального бытия. Она удивляет читателя не своей надмирностью и холодностью, а устойчивостью и живой гармонией. Она стоит на прочном основании, которое называется строй души. А душа поэта — не пассивная данность, полученная раз и навсегда, а «пятно застройки», на котором человек всю жизнь возводит строение и устроение своего духовного мира. Кто обладает этим знанием, тот понимает этот долг пред небесами.

Стихи Андрея Шацкова востребованны и любимы читателями, высоко оценены коллегами и критиками. Я сомневаюсь в том, что существует хотя бы один человек, которого они могут оставить безучастным. Любовь и признание читателей — воздух для поэта. Свободное, чистое и лёгкое дыхание и позволяет звучать сокровенной речи Андрея Шацкова ярко, музыкально, уверенно. Так говорит мастер.

 

Валерий ДУДАРЕВ:

Кто  такой  Шацков?  Пожалуй,  один из немногих литераторов, сумевших наработать себе поэтическое имя во время «поэтического безвременья» в конце прошлого века. Пока многие тратили уйму сил на разрушение уже благополучно почившего в бозе соцреализма, Щацков перерабатывал наследие Серебряного века.

После таких учителей-друзей, как Валентин Берестов и Владимир Фирсов, Шацкову нужно было куда-то выруливать! Тем более что поэтическая группа, взрастившая поэта, безнадежно захирела: пожрали «семидесятников» вечно юные «шестидесятники»,

даже косточек не оставили! А Шацков бросился объезжать распаханные славянофилами поля. Он не стал, как когда-то великий Хомяков, переписываться с каким-нибудь английским священником и доказывать, что принимать Божеский закон следует не как закон, а как свободу, хотя мог бы. Не захотел, как Пётр Киреевский, скитаться по Руси-матушке в поисках народных песен: не та Россия, и песни другие. Потому что помнил всегда, что чистое славянофильство закончилось ещё с Иваном Аксаковым, а великий славянофил современности Вадим Кожинов при жизни всё больше именовал себя евразийцем.

Не с кем Шацкову великий путь далее длить!

А ведь он из тех поэтов, которых нам, сама того не ведая (а вдруг ведая?), подарила Марина Цветаева… Шацков, как и Губанов, всё к Марине Ивановне поближе стремится.

А отсюда уже недалеко до фетовского трансцендентального поэтического видения!

Виктор ЛИННИК:

Новая книга стихов поэта Андрея Шацкова, кавалера ордена Преподобного Сергия Радонежского и лауреата премии Правительства России — желанное событие для поклонников его творчества, для всех ценителей подлинной поэзии.

Он всё-таки не «последний осколок Серебряного века», как назвал его большой русский поэт Владимир Фирсов. С каждой новой книгой стихов Андрей Шацков всё убедительнее показывает нам, что он — глыба, дошедшая до наших дней в чистоте и первозданной силе, в блеске недюжинного дарования и преемственности поэтической традиции. Как метеорит, который долетает до Земли из глубин Вселенной, рассказывая нам о её извечных тайнах.

Озарения присущи многим произведениям Андрея Шацкова. Именно так — через озарения — приходит к нему муза, садясь у изголовья.

Чистота его поэтического языка вызывает восхищение

Так может писать поэт, глубоко, всеми корнями вросший в русскую землю, в твердь земную. Так может чувствовать тот, чьим предком был капитан легендарного «Варяга» Руднев, кто воспринимает историю как органическую часть сегодняшнего дня, а события многовековой давности в родной ему Рузе как случившиеся вчера.

Шацкова из многих собратьев по поэтическому цеху выделяет безупречное чувство ритма, блестящее владение всей палитрой русского языка и техникой стихосложения. Читая многие его стихи, невольно вспоминаешь гоголевские слова о Языкове, который владел стихом, как араб диким скакуном своим.

Поэзия таких творцов, как Андрей Шацков, есть напоминание нам о героических временах и личностях. Поэтому он вызывает законное чувство гордости за русскую поэзию, за Россию.