Выдох и вдох московской поэзии

2.Колыхание стен

Колышется воздушная стена
И может неожиданно растаять…
Альбина Хохлова

Из уст в уста, из губ в губы, из души в душу перебрасывается вкус эпохи: то ли отошедший, то ли застывший. Горький.

«Флоксы, боже мой, как они пахнут — словно горькие губы твои…»

Это уже Андрей Шацков. Флоксы и георгины. Гладиолусы… Школа… Эпоха, «где стихи заглушали грома…» Постойте. Стихи заглушались громами или грома стихами? А может, это у Шацкова не оплошность, а оборот зрения-слуха, неразрывность были-небыли, единство ближнего-дальнего?

«Астры звезд, звезды астр»…

Завораживает строка. Сколько астр затоптано на дорогах эпохи и сметено, сколько звезд переведено с латыни на родимые небеса и рассеяно по стихам в теперешних далях, но чтобы так виртуозно соединить цвета и цветы, надо быть мастером. Но не только.

Надо еще, чтобы ближнее и дальнее на историческое мгновение уравновесились в сознании поэта. Вот этот момент равновесия — важен в лирике Шацкова, который оставил за плечами в момент рождения гибельную тоталитарную эпоху. Но она не опустошилась в его сознании, а оказалась подхвачена тысячелетним бытием России, осознанием неумирающей христианской веры, чувством величия, неотделимого от горечи.

В «Кощеевом царстве асфальта, стекла и бетона» пара криво прибитых когда-то штакетин не о катастрофе ему говорит, а о возрождении. Астры-цветы расцветают под астрами-звездами. Повилика, проклюнувшаяся на холме, — голос мамы, которая хочет сказать что-то теплое. Как ей ответить? Что принести в дар?

«Храм из словес на ладони…»

Поэзия Шацкова — точка, в которой ощущается перелом в настроении наших наследников, людей конца ХХ века, отпущенных в век ХХI, — перелом от отчаяния и опустошения — к надежде.