Андрей Шацков — Склон високосного года — 2000 год ¦ Оглавление
ГОД БЕЗ ТЕБЯ (ПОЭМА О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ)
I
«Постой!» А щебет птиц уже далече.
«Люблю!..» А ты не хочешь отвечать.
Упал туман на худенькие плечи
Тяжёлый, как свинцовая печать.
Когда меня обдаст тоской и грустью,
И с чьих-то губ сорвётся вновь: «Прощай!»,
Со мной, над побелевшей ликом Русью,
Рыдают стаи, крыльями треща!
Но понесёт навстречу ветру чалый
В степную даль, отчаянно храпя…
Эй, ратник, снова в сердце постучало
Стальное жало вражьего копья!
Глубокий снег топтали в схватке кони,
Сквозь дым светили искорки Стожар.
И повелитель орд из-под ладони
Взирал на разгоравшийся пожар.
Набатный гул над русскими лесами!
И не поднять тяжёлой головы…
А где-то рядом девушка с глазами,
Вобравшими цвет неба и травы.
Задорная, как тонкая берёзка,
Любимая, как вешняя заря.
Но эхо не доносит отголоска
И пропадает робкий оклик зря.
Вставай! Вставай!!
Рассвет нахмурил брови.
Копыто пламя высечет из льда!
На озере, в потоках алой крови,
Пусть захлебнётся горькая беда!
II.
Вы слышите, ревёт труба,
Упершись в небо голубое!
В бою решается судьба
Руси и нас с тобою!
Настал дружинникам черёд:
Взойди скорее, солнце!
За Русь, за Новгород — вперёд!
Нацель копьё в ливонца!
А из разбуженных боров
Зверьё бежит, спасаясь.
И лёд покрыла морем — кровь,
Колен бойцов касаясь.
Весь день гремели о броню
Калёных стрел раскаты,
И князь покой не дал коню
С восхода до заката!
Пощады не было врагу,
Победно пели трубы.
А меж промоин на снегу
Лежали вражьи трупы!
III.
Любимая, я ранен был тогда.
Смеёшься!? Что же, смех всегда полезен…
Два глаза, словно два осколка льда,
И застывают в горле птицы песен.
Но только знаешь, как горят снега
Под оком солнца, батюшки-Ярила?
Ты говоришь: «То — давние века!»
Ах нет, ты ничего не говорила?
IV.
Люби меня! Люби меня!! Люби!!!
До верности, до нежности, до крови.
Над нами вьюга вьётся и рябит,
Но я тебя щитом стихов укрою.
Февральский снег, он режет мне глаза.
Опять зима завыла в отдаленьи.
Она умеет летние леса
Заколдовать в замерзшие поленья.
Набег зимы, а, впрочем, что зима?
Вся жизнь — одни сраженья и набеги…
Остались в прошлом: избы, терема,
Былинный звон, покосы и телеги.
Но тот, кто светлой Русью окрещён,
Кому заветы прадедов известны,
Во сне с ордою рубится ещё,
И о любви поёт под гусли песни!
А по всему заснеженному краю,
Так мало тех, кто может верной быть.
Вот почему я тихо повторяю:
«Люби меня! Люби меня!! Люби!!!»
V.
Только брови сомкнутся строже,
Если в сердце опять кутерьма.
Этот март и апрель был прожит
Безо сна,
без греха,
без ума.
Только лужи смеялись звонко,
Покрываясь весенним льдом.
Только в сердце моё девчонка
Вдруг вошла, как в холодный дом.
Постояла, стихи послушав,
Поглядела на образа,
Отогрела зачем-то душу
И ушла, опустив глаза.
VI.
Содрогнулась земля
От весеннего гуда.
Ну а мне бы сейчас —
Холода и метель.
Я прощаюсь с тобой,
Сероглазое чудо:
На последней струне
Заиграл менестрель.
А в заветных краях,
Где сады молчаливы,
Где берёзки, да сосны,
Да чащи ольхи,
Расцветают под дождиком
Вишни и сливы,
В предрассветную тишь
Гомонят петухи.
Начинается день,
Непогодлив и ветрен.
В плитах туч затаилось
Полночное зло.
В непогоду влюблялись
И Пушкин и Кедрин.
(Всем поэтам — бывало —
В любви не везло).
Покорённый судьбою,
С тоской печенега,
Я шагаю,
Лицом раздвигая сады:
В этом марте,
На хлябях раскисшего снега,
Ты оставила здесь
На дороге следы.
Обретя пустоту,
Задохнувшись от боли,
Понимаю, что мне
Ни к чему два крыла.
Жизнь прожить —
Перейти Куликовое поле!
Так не лучше ль, чтоб сразу
Скосила стрела!?
Я не знаю куда
Заведёт бездорожье!
Я мечтаю,
Чтоб встретиться нам довелось.
Пусть сияет
Весеннее солнце над рожью
Золотых, непокорных,
Любимых волос!
VII.
Конница уходит на рысях,
Затоптав в траву ночные звёзды.
Ждёшь ли ты, надеясь и грустя?
Между нами вёрсты, вёрсты, вёрсты.
Конница уходит, топоча,
Уминая плотно даль за далью,
Чтобы серп ордынского меча
Был сурово встречен русской сталью.
И упёрлась в давние года
Жизнь моя, моя стрела-дорога
От Чудского треснувшего льда,
До Донского солнечного лога.
А любовь, она такой пустяк —
Только без неё на сердце камень…
Конница уходит на рысях!
Летний зной дрожит над васильками!
VIII.
Вот опять над взлохмаченным стогом,
Небо трогая парусом крыл,
Собираясь со стаей в дорогу,
Мне тревогу вожак протрубил.
И в тоскующих лебедях Блока
Мне опять померещилась — ты!
И гортанные крики Востока,
И Руси огневые щиты.
Будто мы на пороге апреля.
Будто пахнет сырою травой.
Будто лебеди в звоне капели
Над твоею плывут головой.
И в предчувствии горькой разлуки
Я бреду безоружный — туда,
Где тугие нацелила луки
В лебединое сердце беда.
Резко смолк оборвавшийся лепет…
И упрямо не веря в беду,
Тихо падал, как раненый лебедь,
Снег апреля — последний в году.
IX.
Ты всё поймёшь, ты всё потом поймёшь
И загрустишь, взглянув прозревшим оком,
Как след любви смывал весенний дождь
Медлительным и солнечным потоком.
Как радугой, любовь мою рубя,
Летели дней июльских вереницы.
Всё было… Только не было тебя,
Моей любовью вспугнутой жар-птицы.
А как грустила осень, золотя
Сады, где мы с тобою не бродили!
И снова падал занавес дождя
И снова город сумерки обвили.
Любимая, метелям сбор трубя,
Опять январь над нашим парком кружит…
Год тихо канул в вечность без тебя!
Год в память врос, осколком зимней стужи!
1974-1975 г.г.